Итак, пусть халдей пошел отправлять телеграмму. Телеграфист ее принял, постаравшись не вызвать подозрения, но отправил не по адресу, а в промежуточный центр, снабдив кодовым маркером, почему он это сделал. В данном случае – потому, что с маршрута царского поезда так следовало поступать вообще со всеми депешами. В центре решат, отправлять послание по адресу в неизменном виде, или слегка подкорректировать, или вообще придержать. То есть я считаю, что идеалом был вообще бы полный контроль над всеми телеграфными отправлениями в империи, но идеал, как известно, недостижим. Однако контроль за всей зоной Транссиба нам нужен, и он должен появиться в ближайшее же время. Жду письменных предложений от всех присутствующих через неделю. И, наконец, может мне кто-нибудь внятно объяснить, что у вас тут произошло с Секеринским? Соответствующая радиограмма, скажем прямо, была не очень вразумительной.

– Он пропал, Александр Александрович, – вздохнул Медников. – Как позже выяснилось, за день до того, как было утверждено решение о его аресте. Поиски пока не дали результата, хотя ищут как и самого полковника, так и его труп.

– Если найдете и то, и то, сообщайте сразу, – усмехнулся я. – И это не шутка, у таких ушлых господ, как Петр Васильевич, может при необходимости образоваться не один безупречно выглядящий труп, а сразу несколько. В общем, ясно, что тут ваша общая недоработка. Кого мне ставить на его место, как думаете?

– Александра Васильевича Герасимова, – тут же отреагировал Медников.

Я вопросительно посмотрел на Михаила и Петра Маркеловича.

– Не возражаем, – кивнул Рогачев. – Тем более что Герасимов займет пост с уже сформировавшейся командой, где есть люди как от нашего комитета, так и от КГБ.

– Ладно, согласен, но все же, господа, вынужден сообщить вам вот что. Ошибки, само собой, случаются в любом деле, и к этому я отношусь с пониманием, но они бывают разные. Пропал Секеринский – не очень приятно, конечно, но по большому счету и хрен с ним. Однако если у вас, не приведи господь, Витте пропадет – вот тут уж, извините, я без оргвыводов обойтись не смогу, причем весьма серьезных. Всем все понятно?

Глава 9

Как и предполагала Рита, заявка на аудиенцию от Сандро и Жоржа была подана на следующий после моего приезда день, и через пару дней, в субботу, эта пара уже сидела в нижнем кабинете.

– Алик, – без предисловий взял быка за рога Сандро, – тут Жорж, по-моему, дело предлагает. Дельтаплан для разведки в море может стать незаменимым, но все упирается в способы его запуска и приема обратно. Если снабженный поплавками аппарат спускать на воду краном и так же поднимать на борт, то оперировать он сможет только при волнении не более трех баллов. Ситуация немного облегчится, если корабль-носитель всякий раз будет становиться по отношению к волне так, чтобы затенить зону, достаточную для взлета и посадки, но это мало что дает. Для посадки хватает, но для взлета полностью загруженному аппарату на поплавках нужно метров триста, а столь длинных кораблей не бывает. Так вот, Жорж придумал довольно компактное устройство для запуска дельтапланов с борта корабля.

Сандро протянул мне чертеж, и я подумал, что во времена моего первого детства таких изобретателей было по нескольку штук в каждом дворе. Потому что на эскизе была изображена обычная рогатка, только большая, установленная перед полозами, по которым, насколько я понял, должен был разгоняться взлетающий дельтаплан.

– Эту идею кто-нибудь проверял?

– Я проверял, лично, – вступил в разговор Жорж. – Правда, не на корабле. Взлетал с изображенной здесь катапульты на земле, а садился в пруд. Все в порядке, только смазку для желобов пришлось подобрать, чтобы не протирались поплавки. Пока наилучшие результаты показал бараний жир.

– Неплохо. Для начала, по-моему, надо последовательно изготовить штук пять таких швырялок, чтобы отработать конструкцию. Естественно, на суше, а только потом оснащать этим устройством корабль. Тут как раз «Дмитрий Донской» пришел в Кронштадт на ремонт, так что, скорее всего, попробовать можно будет на нем. Ну, а потом будем решать, что делать дальше. Я убежден, что дельтапланы во флоте ждет великое будущее.

Кажется, мне при этих словах удалось сохранить серьезное выражение лица, хотя поначалу хотелось заржать. Однако, когда визитеры уже ушли, я подумал – а почему бы и нет?

В другой истории дельтапланы на кораблях не прижились, ибо появились они тогда, когда все давно забыли о базирующихся на борту легких разведывательных гидропланах. Здесь же они появились раньше, а в смысле компактности дельтаплан куда предпочтительнее самого маленького самолета, так что подобная мысль наверняка не останется прерогативой только одного Жоржа. А значит, реализовывать ее можно, не очень сильно отвлекаясь на поддержание секретности – все равно скоро она станет всеобщим достоянием.

Вообще-то я еще в самом конце прошлого, девятнадцатого, века встал перед нелегким выбором. Если считать русско-японскую войну неизбежной, то какое средство противодействия японскому флоту считать приоритетным – подводные лодки с торпедными катерами или авиацию? Наш флот я даже не рассматривал, потому что, во-первых, знал, какова была его реальная эффективность в другой истории. А во-вторых, здесь он заметно слабее, потому как деньги шли на Транссиб, железную дорогу до Мурманска и на оборудование там нормального порта.

Поначалу я склонялся к авиации, и в основном потому, что самолеты мне были знакомы куда лучше катеров и лодок. Однако со временем появлялись аргументы не только «за», но и «против», причем последних было много.

Итак, какие типы самолетов пригодны для борьбы против тяжелых кораблей? Пикирующий бомбардировщик и торпедоносец. А что у нас может появиться до тысяча девятьсот четвертого года?

Торпедоносцы – очень даже вряд ли. Для такого самолета нужен мотор мощностью как минимум шестьсот сил, а лучше так вообще ближе к тысяче. Ничего подобного у меня нет и в обозримом будущем в пригодном к серийному выпуску виде не появится. На этом фоне то, что самих авиационных торпед тоже нет, выглядит мелочью.

Пикирующие бомбардировщики? Вот тут уже теплее, но, если присмотреться, то ненамного. То, что уже есть, то есть МО-Ш, он же «мошка», на самом деле, разумеется, никакой не штурмовик, хоть и называется этим словом. Однако какой, блин, может быть штурмовик вообще без всякого бронирования? Защищать же броней самолет с двумя моторчиками по сто тридцать сил – это почти в ноль свести его грузоподъемность.

Вот в качестве бомбардировщика его использовать можно. Или, если точнее, то недобомбардировщика, причем полупикирующего.

Пикировать отвесно он вообще не мог, даже пустой. Максимум – это с углом в шестьдесят градусов, бомбовой нагрузке в двести пятьдесят кило и не более чем в течение десяти секунд. Потом следовало в любом случае сбрасывать бомбу и начинать выход, потому что иначе скорость превышала предельно допустимую. Так вот, при таких условиях четвертьтонная бомба пробивала пятьдесят миллиметров брони, будучи сброшенной с высоты не менее километра. Именно такую толщину имела бронепалуба японских броненосцев и линейных крейсеров, однако практика показала, что с километра мои летчики могут попасть в мишень размером с корабль только случайно. А ведь эта мишень была неподвижной! То есть в реальности дело будет обстоять еще хуже. Нет, конечно, если атаковать каждый броненосец многими десятками, а то и сотнями самолетов, то может получиться неплохо, но где же их столько взять-то?

И вот тут обязательно проявится тот факт, что любое секретное оружие перестает быть таковым после первого же его удачного массированного применения. То есть, если самолеты покажут хоть какую-то боевую эффективность, о моей монополии на них можно будет сразу забыть. А учитывая, что в Англии и тем более в Штатах промышленность более развита, чем в России, то и самолетов они смогут наклепать существенно больше нас. Многочисленная же авиация у противника опасна не только на море, но и на суше. В общем, если допустить, что вскоре после русско-японской начнется мировая война, то самолеты лучше заранее никому не показывать.